– Даю слово.

В ответ его пальцы сжало твердое рукопожатие. Бережнюк заметно оживился, устроился поудобнее на казенном стуле:

– Даже знаю, полковник, что ты спросить хочешь. Тоже оперской нюх не подвел меня, и ответ знаю на твой вопрос.

Лев выжидающе замер, а Бережнюк блеснул хитро глазками:

– Убил Афанасьев своих бывших жен или нет? – лукавый прищур прощупывал реакцию Льва. – Попал?

Тот улыбнулся уголками губ и кивнул. Довольный Анатолий резко качнул головой:

– Афанасьев – не убийца. Доказать не могу, только точно знаю, у него кишка тонка для таких дел. Мы когда его взяли, то первым делом в камеру засунули к серьезным сидельцам. Так он утром на коленях передо мной уже стоял, рыдал, просился под домашний арест. Серега только и умеет перед бабами хвост распускать – комплиментики, подарочки, в глазки заглядывать. Он и сам, как женщина, всегда надушенный, при параде, волосенки уложены. Даже маникюр себе делал. Я ему так и сказал: Сергей, в камере таких, как ты, любят, помаду себе на зону прикупи. – Бережнюк хрипло расхохотался собственной шутке, а потом покрутил головой. – Так плакал, что мне жалко его стало. Не совсем уж я оскотинился со своей работой, понимаю его. Вылечить хотел жену, ребенка порадовать, для семьи ведь живем. Работа – она сегодня есть, а завтра, как Пашка, никому не нужен. Ради них он и старался, обрабатывал одну невесту за другой. Хитрый он, Серега, ласковый, умеет в доверие втереться, жалость вызвать, ну чисто актер. Какая женщина-то об артисте не мечтала, а тут Афанасьев вон, как с плаката сошел. Только я видел, как тот герой с картинки сопли пускал и в ногах валялся, лишь бы его из изолятора выдернули. Поэтому в то, что Афанасьев мог заманить, убить, а потом еще и трупы спрятать, я не верю. Он и тебя закопать не смог, даже смотреть не смог, когда я тебя… Ну, в общем, ты понял, – смутился Анатолий. – Пнул по руке – и бежать, как заяц. Вот это – весь Афанасьев. Накуролесил – и плакать, убегать, каяться, а как мужик, без соплей в морду дать или за себя постоять – это не про него. Это он рядом с адвокатом такой дерзкий, хвост распушил. Когда пиджак на нем, прическа уложена, пообедал плотно и воевать за него с бабским батальоном другой будет. Я его видел совсем в другой ситуации, когда припекает ой как жарко. В таких ситуациях человек свою натуру сразу показывает, не до вранья и кривляний. Каждого видно, что он из себя представляет. Так Афанасьев – это клоун, мальчишка-кривляка, который выглядит только мужиком настоящим. Не убивал он. Если и написал признание, то поработали с ним парни. Такому ссыкуну много не надо, пару раз клещи сделал, и он поплыл. Что угодно дай, все подмахнет. Хоть убийство, хоть похищение, лишь бы больше не били.

Лев слушал рассуждения Бережнюка и кивал ему в такт головой. Хоть и был майор преступником, поднял руку на него, но мыслили они с Гуровым одинаково. Его слова подтвердили опасения сыщика – Афанасьев написал свое признание под пытками. А потом был убит или покончил с собой, понимая, какое впереди жуткое будущее его ждет. Все, чего он так боялся – тюрьма, огромный срок, одиночество, – в один миг стало реальностью. И рядом не было ни Бережнюка, ни защитника, которые могли бы подсказать или спасти. Только ведь есть доказательства вины Афанасьева, которые явно указывали на то, что он похитил женщин.

Гуров наклонился поближе к своему собеседнику, который, несмотря на все обстоятельства встречи, теперь вызывал у него доверие:

– Хорошо, это ваша личная оценка. Очень точная, с ней трудно спорить. Только на участке, где задержали Афанасьева, обнаружены улики – вещи пропавших женщин. И одну удалось спасти, я сам остановил Сергея, который пытался ее зарезать.

Анатолий потер ладошкой мясистый затылок в недоумении:

– Что-то это совсем не про Сергея. Особенно он и нож. Не удивлюсь, если он от вида крови в обморок падает.

Лев вспомнил, как тошнило от отвращения Афанасьева, который нащупал потеки крови тогда, ночью, при обыске неподвижного тела самого Гурова. Но с фактами трудно спорить, и он снова задал вопрос:

– Как вышло, что его вина доказана очень вескими уликами? Не только чистосердечное, а вещественные доказательства, показания пострадавшей. Я лично отвозил ее в больницу и брал у нее показания. Он пытал ее несколько дней, потом пытался убить и порезал лицо ножом. Как вы это объясните?

Собеседник вдруг громко расхохотался и погрозил ему пальцем:

– Вот шельма, развел меня. Интереса накидал, знал ведь, что не удержусь. Эх, жизнь оперская. Не знаю я, что тебе сказать на это. Только одно у меня есть объяснение, что и свидетели ошибаются, и улики врут. Мы же только предполагаем, а как оно на самом деле было, теперь уже – твоя работа. Загадки свои сам разгадывай. Все, больше нет майора Бережнюка, а заключенному не положено такими делами заниматься.

Он вдруг стал серьезным и впился проницательным взглядом в лицо опера:

– Ты обещал, помни. Я ждать буду. Если не обманешь, а ты мужик настоящий, я вижу, то благодарен тебе буду до конца жизни.

Гуров нажал на кнопку вызова охраны, майор Бережнюк поднялся со своего места и вдруг подмигнул ему:

– Над твоей загадкой покумекаю, времени у меня на размышления теперь навалом. Заезжай, пока в городе, поделюсь догадками, кому Серега дорогу перешел.

Провожал его Гуров довольным взглядом, пускай и встала та страшная ночь и смертельная схватка между ними. И все же в майоре он увидел равного и близкого по духу бойца. Того с верного пути сманила кривая дорожка и желание угодить своей женщине, только в этом их отличие. Лев даже пробормотал слова Бережнюка: «Все беды от баб. Вот с них и начнем». Маршрут ему уже был знаком, именно там его неспешный сбор информации оборвался и превратился в борьбу за свою жизнь. Лев вдруг остановился и рассмеялся, за несколько дней пребывания в Ростове на него нападали и пытались убить уже несколько раз. Вот это южное